Причины неоднородности социально-экономического развития северных регионов в теории региональной
экономики

 

Н. В. Черанева

м.н.с. Института экономических проблем КНЦ РАН,
г. Апатиты

 

Одним из основных вопросов региональной экономики является объяснение причин пространственной неоднородности экономического развития. Рассматривая экономическое развитие северных территорий, необходимо различать естественную неодинаковость регионов от несбалансированности их экономического развития. Естественные различия регионов выражаются в различной ресурсной обеспеченности, неодинаковых климатических условиях, удаленностью от центральных районов и пр. Несбалансированность экономического развития региона является следствием процессов, происходящих в обществе, и зависит от национального, международного и глобального развития. Посредством региональной политики несбалансированность социально-экономического развития может быть сглажена, в то время как естественные различия предопределяют возможности регионального развития. Существующие на сегодняшний день объяснения причин пространственной неоднородности можно подразделить на те, где основное внимание уделяется естественным условиям, и те, где основным рассматривается дисбаланс развития.

Большинство теорий региональной экономики в качестве базового показателя неоднородности экономического развития рассматривают региональный экономический рост (рост валового регионального продукта) – неоднородность социально-экономического развития рассматривается как пространственная неоднородность экономического роста. Соответственно в поиске причин пространственной неоднородности социально-экономического развития большинство теорий отталкиваются от объяснения механизма регионального экономического роста.

При применении базовых теорий региональной экономики для изучения причин неоднородности экономического развития российского Севера необходимо учитывать эмпирический характер современных теорий региональной экономики. Основная их масса была разработана в середине прошлого века западными учеными-регионалистами, базируясь на опыте развитых стран. Между тем существенные различия условий, в которых происходило развитие развитых стран и Севера России, не всегда позволяют использовать ту или иную теорию полностью.

На сегодняшний день существуют три альтернативных подхода к объяснению причин пространственной неоднородности экономического развития.

Первый подход отражен в моделях центра-периферии и совокупной причинной обусловленности, берущих начало из экспортно-ориентированной модели регионального экономического роста.

Экспортно-ориентированная модель регионального экономического роста основным источником регионального экономического развития рассматривает ресурсную обеспеченность региона, предопределяющую его возможности поставлять продукцию на экспорт:

”Развитие региона начинается с так называемого «спускового механизма экономического роста», такого как открытие месторождений полезных ископаемых или с выведения новой продовольственной культуры для экспорта. Рост реальной заработной платы и высокая рентабельность капитала способствуют агломерации экспортных отраслей и их концентрации на одной территории для получения выгоды от эффекта масштаба. В результате роста регионального продукта повышаются производительность труда и рентабельность капитала. Замедление темпов экономического роста может объясняться неадекватными производственными мощностями или ухудшением экономической конъюнктуры на внешних рынках и ростом издержек” (Richardson, Townroe, 1986).

Под ресурсной обеспеченностью региона в краткосрочном периоде понимаются запасы природных ресурсов, которые требуются национальной экономике для удовлетворения потребительского спроса на национальном и мировом рынках. Понятие «ресурсная обеспеченность» является изменяющейся концепцией, тесно связанной с динамикой экономического роста. Ресурсная обеспеченность региона определяется, с одной стороны, спросом на конечные товары, производимыми из региональных ресурсов, предпочтениями покупателей и распределением доходов, международной торговлей, и, с другой стороны, текущей организацией и технологией производства.

Причинами неоднородности в рамках теории экспортного развития региона, таким образом, считаются различные уровни ресурсной обеспеченности регионов. Различные виды ресурсов обладают различной эластичностью доходов. Так, сравнивая аграрные и минеральные ресурсы, Перлоф и Винго (Perloff, Wingo, 1961) делают вывод, что регионы с обеспеченностью минеральными ресурсами обладают большим потенциалом для экономического роста, нежели аграрные регионы.

Разработка минеральной базы региона чаще всего осуществляется посредством внешних финансовых ресурсов. Это означает, что прибыли не остаются в регионе, а выходят за его пределы. Учитывая исчерпаемость минеральных ресурсов региона и капиталоемкость добывающих производств, такого рода экономическое развитие имеет краткосрочный характер и отличается узкой специализацией производственной базы региона. Не каждое добывающее производство нуждается в сопутствующих отраслях, в то время как именно их развитие может дать региону необходимую диверсификацию промышленности. Одним из главных стимулов экономического роста является открытие в регионе помимо добывающего еще и перерабатывающего и конечного производства (иными словами, полного производственного цикла).

Очевидно, что при развитии российского Севера решающую роль играла его ресурсная обеспеченность. Залежи руд минеральных удобрений, цветных и черных металлов, нефти и газа, угля и прочих полезных ископаемых стали причиной образования там градообразующих предприятий в ходе освоения Севера. Развитие Севера во многом происходило аналогично освоению Америки, которое Дуглас Норт описывал следующим образом:

«Продвижение к западным границам континента мотивировалось поиском ресурсов, продиктованным мировым спросом на них. Со времен первых акционерных компаний основной целью было разработать землю и ее ресурсы, чтобы произвести экспортные товары, поставить их на рынок и получить выручку» (North, 1955).

Формирование добывающей промышленности на Севере во времена Советского Союза диктовалось в большей мере централизованно определенными потребностями отраслей народного хозяйства, нежели спросом на мировых рынках. Государство определяло объемы производства и социальной инфраструктуры, возмещало убытки и забирало прибыли. Направления регионального развития определялись государством. Государство же сглаживало неоднородности развития регионов, если они возникали.

Ставка современной национальной экономики на нефтегазовые ресурсы обусловлена высоким спросом на мировом рынке. Однако этот вид ресурсов не дает сильного мультипликативного эффекта на региональное развитие:

«Роль нефтегазовых ресурсов заслуживает особого внимания. В течение первой половины 20 века их производство продолжало существенно возрастать: за период с 1910 по 1950 год возросло почти в 11 раз, и в течение того же периода почти половину добывающей промышленности составляла нефтегазовая промышленность. С 1939 по 1954, в то время как занятость в добывающих отраслях в целом снизилась на 8,84%, занятость в этом секторе возросла на 92,4%. С точки зрения национального уровня потребления, нефть и газ определенно были «хорошими» ресурсами. С точки зрения их мультипликативного эффекта эти ресурсы не настолько ценны. Производство и переработка нефти является одним из наиболее капиталоемких производств в экономике, так что существенную часть прибыли занимает отдача на вложенный капитал, обычно импортируемый. В то же время, несмотря на то, что извлечение нефти и производство нефтепродуктов тесно связаны, более общие связи с промышленностью ограничены. Например, почти 80% нефтепродуктов были направлены на конечное потребление в 1947, использовав при этом только 13% общей продукции других отраслей. Эти минеральные ресурсы сильно зависимы от цикла «открытие-исчерпание» месторождения, так что регионы, обладающие этой ресурсной базой, могут обнаружить существенные преграды экономическому росту, если исчерпание резервов происходит быстрее, нежели открытие новых месторождений» (North, 1955).

Спад производства после развала Союза легко объясним основным постулатом теории экспортно-ориентированного регионального роста: с разрывом связей с бывшими республиками были потеряны и рынки сбыта конечного продукта, что снизило потребности в минеральных ресурсах. С приватизацией также немногое изменилось для региональной экономики. Интересно отметить тот факт, что по существу и первоначальные инвестиции в разработку месторождения, и приватизация крупного предприятия маловероятны внутренними силами региона. И во времена Советского Союза, и позже крупные финансовые ресурсы были аккумулированы в центре, что предопределяло зависимость региона от центра. Но если в прежние времена государство использовало свои доходы на строительство и финансирование социальной инфраструктуры в регионе (что в рыночной экономике осуществляется из нераспределенной прибыли компаний), то после приватизации прибыль стала аккумулироваться в управляющих компаниях, не возвращаясь в регионы.

Модели совокупной причинной обусловленности в рамках этого же подхода основную причину различий уровней социально-экономического развития видят в том, что регионы, изначально находящиеся в более выгодном положении, и в дальнейшем будут развиваться быстрее, чем остальные.

«Региональный экономический рост является процессом совокупной причинной обусловленности, в котором выгоды распределяются между теми регионами, которые уже находятся в благоприятном положении – это основной постулат модели совокупной причиной обусловленности. Любое распределение государственных расходов среди регионов, имеющее целью максимально увеличить национальный экономический рост, будет усиливать региональные неравенства. И рыночные силы, и государственные инвестиции в большей степени увеличивают, а не сокращают неравенства в социально-экономическом развитии регионов» (Richardson, Townroe, 1986).

Таким образом, рыночные силы стремятся к аккумуляции растущих прибыльных производств в определенных регионах экономики, чем в большей мере усиливают, а не сглаживают различия между регионами.

«Несмотря на изначальные региональные преимущества (природные ресурсы, транспортные сети и пр.), рост таких регионов становится самодостаточным из-за растущей внутренней и внешней экономии от агломерации. Ограниченные преимущества остальных регионов (такие как дешевые трудовые ресурсы) недостаточны для формирования там таких же преимуществ, как у передовых регионов» (Richardson,1973).

Главным воздействием на темпы регионального экономического роста в отстающих регионах является уровень экономического роста в преуспевающих регионах. Различают два вида такого воздействия – благоприятное и неблагоприятное. Первое включает в себя рынки для (типично ресурсной) продукции отстающих регионов и распространение инноваций. Обычно же благоприятные эффекты перекрываются неблагоприятными последствиями. Особенно это касается несбалансированности потоков трудовых ресурсов, капитала, товаров и услуг из бедных регионов в богатые. Таким образом, свободная торговля в межрегиональной системе приводит к отставанию бедных регионов, тормозит индустриализацию и искажает их модели производства. Отсюда региональный рост является дисбалансирующим процессом.

Аккумуляция капитальных ресурсов в центре страны и отток населения с Севера вполне вписываются в объяснение причин пространственной неоднородности экономического развития северных территорий, предложенных моделью совокупной причинной обусловленности.

Модель центра – периферии рассматривает отстающие регионы как периферийные, состоящие в колониальных отношениях с центром, зависимые и не имеющие экономической автономии. Новые идеи, знания, капитал генерируется в центре или получаются центром из-за рубежа. Возникает и усиливается пространственный дуализм. Модель включает неравенство в политической и экономической власти и асимметрию регионов по уровню изменений. Эти силы влияют на методы распространения инноваций и инвестиций, государственное распределение ресурсов и миграцию. Однако, рано или поздно, различия среди регионов начинают сужаться. Дихтомия «центр – периферия» начинает стираться по мере расширения рынка, улучшения коммуникаций, изменения поведения и рассеивания роста городов. Ключевым здесь является вопрос о том, может ли такое превращение произойти без вмешательства государства, и если может, имеют ли смысл попытки ускорить этот процесс.

Концепция региональной зависимости, являющаяся основой модели центра – периферии, положила начало другой, радикальной, точке зрения на региональные неравенства. В ее рамках утверждалось, что география развития есть отражение классовых интересов, формирования добавленной стоимости и роли государства в поддержке частного капитала. Управляющей силой экономического развития является накопление капитала, и это требует сосуществования доминирующих центральных областей и подчиненных им периферийных регионов. Динамика национального центра в свою очередь зависит от финансового и промышленного капитала развитых стран. Иерархия усиливается деятельностью социальных и политических элит, делающих невозможной действенную политику выравнивания.

Другой моделью, обычно ассоциирующейся с радикальными взглядами, является так называемый «агрополитический» взгляд на региональное развитие. Ключевым моментом данного взгляда является так называемое «выборочное региональное закрытие», которое подразумевает высокую степень экономической и политической автономии в регионе, даже за счет, по крайней мере, в краткосрочном периоде, роста совокупных доходов. Этот взгляд также отстаивает максимально возможную децентрализацию принятия решений. Сельское хозяйство и местные природные ресурсы, как считается, составляют основу процесса регионального развития.

Третий подход, неоклассический, основывается на гораздо более узком рассмотрении доминирующих сил в экономике. В самом простом виде регион здесь рассматривается как совокупная производственная единица, внутри которой равновесие доходов и занятости возникает из слаженной работы рынков факторов производства. Состояния неравновесия отражают недостатки регулирования или несовершенство рыночных процессов. Этот подход является одним из тех, который поддерживают большинство регионалистов. Однако критика обращает внимание на упрощенное объяснение моделей экономического роста, усиленный акцент на формальном производственном секторе как на первичном адепте технологических и институциональных изменений и на отрицании социальных и политических факторов.

Описанные три подхода – совокупной причинной обусловленности, радикальный и классический – не исключают друг друга. Хотя они и предлагают альтернативные теории регионального развития, каждый подход может быть использован при формировании политики регионального развития. Региональные программы экономического развития могут принимать различный вид, в зависимости от того, какие подходы были использованы при их формировании и в каком объеме. Так, неоклассический подход придерживается роли факторов производства. Теория совокупной причинной обусловленности ложится в основу политики центров экономического роста (т. н. полюсов роста) и политики совершенствования инфраструктуры, транспорта, коммуникаций и образования. Радикальные теории предполагают акцент на региональном закрытии и большей степени региональной автономии. Набор инструментов региональной политики может состоять из элементов всех трех подходов.

 

Список литературы

1.    Handbook of regional and urban economics. Edited by P.Nijkamp, Free University. Amsterdam, 1986.

2.    Hirschman A. O. The strategy of economic development. Yale University press. New Haven,1958.

3.    Friedmann J., Weaver C. Territory and function. The evolution of regional planning. Edward Arnold, 1979.

4.    Myrdal G. Economic theory and underdeveloped regions. London: Duckworth, 1957.

5.    North D. C. Location theory and regional economic growth, Journal of political economy. Vol. 63, №3 (June 1955).

6.    Regional policy: Readings in Theory and Applications. Edited by J. Friedmann and W. Alonso. MIT Press, England, 1978.

7.    Richardson H. W. Regional growth theory. London: MacMillan, 1973.

8.    Townroe P.M. Location factors in the decentralization of industry. A survey of Metropolitan. Sao Paulo, Brazil, World Bank Staff Working Paper. 1979.517.